Алексей

Всем кто что то знает про террор большивиков, Кто может рассказать о своих родственников замученных большивиками пишите на форум!
Отрывок из книги Михаила Капустина Конец Утопии
Террориада

IV. Террориада
«Ну, а как, сынок, русскому русского бить-то не страшно?» – спрашивают солдаты Кавказского фронта, возвращающиеся домой, молодого большевика, уговаривающего их вступить в Красную гвардию. «Сперва оно, действительно, вроде неловко, – ответил красногвардеец, – а потом, ежели распалится сердце, нет, ништо...»
АРТЕМ ВЕСЕЛЫЙ
Планомерно проведенный и всесторонне обдуманный террор нельзя смешивать с эксцессами взбудораженной толпы. Эти эксцессы исходят из самых некультурных, грубейших слоев населения, террор же осуществляется высоко-культурными, исполненными гуманности людьми.
КАРЛ КАУТСКИЙ

При написании этой главы мною были использованы архивные материалы, любезно предоставленные мне В. Е. Степановым, за что я выражаю ему свою глубокую благодарность.

Я хотел бы здесь предпринять одну из первых в нашей печати попыток собрать вместе материалы, связанные с красным террором, указывающие на его причины, характер, размах и последствия. Разумеется, отдавая себе отчет в том, что сразу это сделать трудно, так что пока– лиха беда начало.
«Научное понятие диктатуры» с ее «ничем не ограниченной, никакими законами, никакими абсолютно правилами», властью реализовалось на практике сразу же после Октября.
Были ликвидированы суд и вся система правосудия. Их заменили ревтрибуналы, которые судили на свой, чисто классовый лад, а именно на основании «пролетарской совести и революционного самосознания». К этому добавился практически не контролируемый самосуд.
В России с ее давней исторической традицией бунта, по пушкинскому определению, «бессмысленного и беспощадного», лозунг классического марксизма «Экспроприация экспроприаторов» вылился в более близкий и понятный неграмотной и полудикой массе «Грабь награбленное!». К сожалению, на этом не преминули сыграть и комиссары, и большевистские вожди, даже самые интеллигентные, такие, как Ленин и Троцкий1. («Ренегат» К. Каутский, чьи слова вынесены в эпиграф к этой главе, увы, был прав...)
1 Троцкий, которого отличала искренность и скрупулезность в передаче событий, вспоминал: через несколько дней после прихода к власти Ленин «в комическом отчаянии» жаловался на еще существовавшую поначалу свободную печать (не исключая и М. Горького с его «Новой жизнью»), которая на все лады склоняла и изобличала большевистский лозунг «Грабь награбленное». «Но кто произнес эти слова?–с деланным удивлением спросил Троцкий. – Это выдумка?» «Нет, – возразил Ленин. – Я действительно однажды сказал: «Грабь награбленное», но затем сразу же забыл». А буржуазная печать помнила. Да и народ ни один другой лозунг не принял с такой охотой» (Leon Trotskv Lenin. Paris 1925 P 117)
Но творческая интеллигенция, даже близкая к социалистической идеологии, во главе с В. Короленко и М. Горьким, выступила против того разнузданного бесчинства, грабежа и самосуда, которые прикрывались революционными лозунгами. До закрытия Г. Зиновьевым «Новой жизни» в 1918 году и высылки в Германию М. Горький был хроникером тягостных последствий революции, толкавших страну поневоле в омут братоубийственной войны. Из номера в номер он приводит бесчисленные факты насилия, чаще всего неоправданного и бессмысленного и не останавливаемого «народными комиссарами», которые «стремятся показать свою преданность народу, не стесняясь расстрелами, убийствами и арестами несогласных с ними, не стесняясь никакой клеветой и ложью на врага», то есть на всех тех, кого им вздумается объявить «врагами» (Новая жизнь. 1918. 19 января).
Крупнейший пролетарский писатель, ставший по долгу совести летописцем революции, указывал, в частности, на весьма характерную фигуру матроса А. Г. Железнякова (того самого, что вошел в историю как глава отряда, разогнавшего Учредительное собрание), который, «переводя свирепые речи своих вождей на простецкий язык человека массы, сказал, что для благополучия русского народа можно убить и миллион людей» (Новая жизнь. 1918. 17 января).
Ближайший сподвижник Ленина В. Бонч-Бруевич, управделами Совнаркома, сразу после Октября заведовал безопасностью в Петрограде и оставил своего рода политическую летопись событий (На боевых постах Февральской и Октябрьской революций. М., 1931). Спокойно и объективно он показывает: грабежи, убийства, разбитые винные подвалы со всеми вытекающими отсюда последствиями стали обычным бытом революционной столицы, так что «для поддержания порядка в городе с конца октября (1917 г.) по февраль (1918 г.) при разгаре пьяно-погромной агитации» можно было вполне всегда рассчитывать всего лишь на латышский смольный свободный отряд, на некоторую часть егерей, преображенцев, семеновцев, несших караул в Государственном банке, на некоторые роты 2-го флотского и Георгиевского экипажей (Бонч-Бруевич В. Д. Цит. соч. С. 262).

Алексей

Да и то «верными моряками» 2-го флотского экипажа командовали «сознательные анархисты» вроде упомянутого Анатолия Железнякова и его брата – алкоголика и убийцы. Один из представителей этих моряков рассказал, к примеру, как он расстрелял 43 офицера. Вскоре, однако, «упоение в бою» подобного рода достигло таких пределов, что «сознательных анархистов» пришлось разоружать и отправлять на фронт. Для разоружения был выделен сильный дежурный отряд латышей-партийцев (т. е. все тех же иностранцев по отношению к русским морякам), и «на всякий случай мы подготовили Волынский и Егерский полки, отличавшиеся в то время трезвостью, или, лучше сказать, терпимым пьянством» (Там же. С. 302).
Именно Бонч-Бруевич создает в Смольном зародыш политической полиции – «75-ю комнату», для того чтобы расправа с врагами революции носила более организованный характер. Правда, 25 октября 1917 года решением II Всероссийского съезда Советов смертная казнь была отменена, но газета рассказывает, что в «75-й комнате» добиваются показаний от арестованных, угрожая им расстрелом1 (Известия. 1917. 8 декабря).
И вот 7 декабря, то есть через 5 недель после Октября, «75-ю комнату» заменяет новый орган, более адекватный, – ВЧК (Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем). Этот новый орган подчинен непосредственно Совнаркому2, то есть, в условиях диктатуры, непосредственно Председателю СНК.
ВЧК, «чрезвычайка» – поистине чрезвычайно специфический орган, который объединил в себе массу функций, прежде всегда разделявшихся между различными учреждениями, а именно: ВЧК сама арестовывала, сама вела следствие, сама судила и сама же приводила приговор в исполнение3. (Замечу в скобках, что сия специфика, сильно подкрепленная последующим опытом НКВД, за долгие десятилетия заложила столь прочную основу, что она-то и не дает нам до сих пор возможности пробиться к перспективе правового государства.)
1 Троцкий свидетельствует, что, несмотря на декрет об отмене казни, большевистское правительство решило все равно «прибегать к смертной казни, когда станет очевидным, что другого выхода нет». (И го сказать, во имя Высшей Цели любые средства оправданы.)

2 «В своей деятельности ВЧК совершенно самостоятельна, производя обыски, аресты, расстрелы, давая после отчет Совнаркому и ВЦИК» (Еженедельник ВЧК. №2. С. 11). Эта директива Дзержинского была послана в сентябре 1918 г. во все губернские ЧК. Причем поскольку в печати стали появляться голоса с критикой злоупотреблений, особенно на местах, то по докладу Дзержинского «О злостных статьях о ВЧК» было принято решение ЦК РКП(б) от 12 декабря 1918 г. о «непогрешимости органа, работа которого протекает в особо тяжелых условиях».
3 Лацис М. Я. Чрезвычайные комиссии по борьбе с контрреволюцией. Пг., ГИЗ 1921 С. 8.
Густая сеть чрезвычайных комиссий наряду с учреждением в армии должности политкомиссара покрывает всю Советскую Республику – в губернских и уездных городах, на железных дорогах, в морских и речных портах и, конечно, в армии.

Алексей

30 августа 1918 года в Москве произошло покушение на Ленина, в Петрограде убит председатель тамошней ЧК М. С. Урицкий. 5 сентября СНК издает постановление о красном терроре1 (смертная казнь была восстановлена еще ранее встречным декретом СНК от 11 февраля 1918 г.).
Начинается волна массовых расстрелов: заместитель Дзержинского Петере уверял, что цифра расстрелянных не превышала 600 человек (Петерс Я. X. Воспоминания о работе ВЧК в первый год революции // Былое. Париж, 1933. С. 123).
Впрочем, компенсируя «чрезвычайно ничтожное количество серьезных репрессий и массовых расстрелов белогвардейцев и буржуазии», – как это казалось наркому внутренних дел Г. И. Петровскому, – он издает приказ с весьма оригинальным изобретением: «взять значительные количества заложников» (Еженедельник ВЧК. М., 1918. №1. С. 11).
Новшество оказалось довольно эффективным, и им стали пользоваться весьма широко, почти по любому поводу, например в случае необходимости срочно произвести...«расчистку снега». Так, постановление Совета рабоче-крестьянской обороны от 15 февраля 1919 года гласит: «...взять заложников из крестьян с тем, что, если расчистка снега не будет произведена, они будут расстреляны» (Декреты Советской власти. М., 1968. Т. 4. С. 627).
Вернемся на некоторое время к вопросу о том, ради чего была создана ВЧК, а именно к ее назначению бороться «с контрреволюцией и саботажем».
Что же именно считалось «контрреволюцией»?
Декрет, восстановивший смертную казнь, считал активными контрреволюционерами «неприятельских агентов, спекулянтов, громил, хулиганов, контрреволюционных агитаторов, германских шпионов», кои все подлежали «расстрелу на месте» (Из истории ВЧК. 1917–1921. М., 1958. С. 95).
Далее этот список стал быстро расширяться: в него были включены саботажники и прочие «паразиты», причем ревтрибуналы, по указанию Наркомата юстиции РСФСР от 22 февраля
1918 года, «не связаны никакими ограничениями в выборе мер борьбы» (Собрание указаний и распоряжений рабочего и крестьянского правительства. 1918. № 44. С. 536).
А что такое «саботаж»? Это то, что прежде всегда называлось забастовкой; просто политика и пропаганда выработали установку на то, что после победы пролетарской революции забастовки как традиционное бескровное оружие пролетариата становятся как бы неуместными и потому должны отныне получить иное наименование.
1 Однако массовый красный террор вызвал множество злоупотреблений на местах, в частности на Украине, – так что вынужден был вмешаться сам глава правительства. В июне 1919 г. он направил председателю Всеукраинской ЧК М. Я. Лацису записку, где указывал, что «...на Украине Чека принесли тьму зла, будучи созданы слишком рано и впустив в себя массу примазавшихся» {Ленин В. И Поли. собр. соч. Т. 50. С. 338).
Террор в городах

Алексей

Свой протест против такой «пролетарской власти» рабочие выразили, во-первых, тем, что стали покидать полуразрушенные и разоренные заводы и фабрики, а, во-вторых, на оставшихся резко снизили производительность труда. В мае 1918 года, выступая на I съезде Совнархозов, Алексей Гастев отметил это принципиальное нежелание работать: «По существу, мы сейчас имеем дело с громадным миллионным саботажем. Мне смешно, когда говорят о буржуазном саботаже, когда на испуганного буржуа указывают как на саботажника. Мы имеем саботаж национальный, народный, пролетарский» (Труды IВсероссийского съезда Совнархозов. М., 1918. С. 380).
Что же касается крестьянства, то оно поддержало большевиков в октябре 1917 года, но с того момента, как новая власть потребовала от крестьян сельхозпродукты (продразверстка), не давая ничего взамен, инфляция обесценила деньги, а промышленность перестала производить товары, нужные деревне, начался и крестьянский «саботаж».
Правительство вводит трудовую («хлебную») повинность. Запрещение торговли внедряет убеждение в «контрреволюционности» торговли как таковой, как буржуазного пережитка. За уклонение от декретированных форм бытия вводится жестокое преследование.
Начинается тотальный, всеохватывающий террор.
В. Бонч-Бруевич вспоминает: «Ход революционных событий ...так двигал наши общественные отношения, что считалось за наилучшее благо решительно все национализировать, начиная от крупнейших фабрик и заводов, до цирюлен с одним Цирюльником, одной машинкой и двумя бритвами–включительно, и до последней морковки в продовольственном вопросе. Всюду стояли заставы, чтобы никто не мог ни пройти, ни проехать с какими-либо продуктами, – все были посажены на паек...» (Бонч-Бруевич В. Д. Цит. соч. С. 356).
Правда, следует указать, что паек, во-первых, был разный для рабочих и для комиссаров, а во-вторых, что некоторым категориям населения он не полагался вовсе.
В отличие от буржуазных революций, устанавливавших равенство всех граждан перед законом, пролетарская революция руками руководителей установила неравенство (закрепленное в первой Конституции РСФСР 1918 г.). А именно: часть населения полностью лишалась всяких прав –«лишенцы». Ими объявлялись лица, живущие на «нетрудовые доходы», частные торговцы, служители культа, бывшие сотрудники полиции, а также «лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения прибыли» (в том числе и крестьяне, традиционно нанимавшие хотя бы одного работника для полевых работ). Причем лишение прав распространялось на всех членов семьи. С тех пор так называемое «социальное положение» становится клеймом, определяющим судьбы людей.
«Наркомсобес подтверждает необходимость лишения пайков для всех «кулацких и буржуазных элементов» деревни и города. Полученные

Алексей

таким образом излишки будут использованы для увеличения пайка деревенской и городской бедноты» (Правда. 1918. 27 сентября).
Произвольно раздробив общество на основе абстрактных политических принципов, правительство обрекло часть населения либо на голодную смерть, либо на безнадежный протест и восстание.
Ко всем перечисленным формам репрессий и террора осталось добавить еще одну, так же, как и система заложников, неведомую репрессивным аппаратам прошлого. Еще одним новшеством системы, которому суждено будет чрезвычайное развитие, явилось изобретение концентрационных лагерей. Эта «честь» принадлежит Троцкому.
В приказе от 5 июня 1918 года наркомвоенмор потребовал для чехословацкого корпуса, насильственно разоруженного, заключения в концлагеря (Троцкий Л. Д. Как вооружалась революция. М., 1923. T. I. С. 216).
Важно положить начало, а дальше дело пойдет само собой.
27 июня Троцкий направляет в СНК Ленину меморандум, в котором предлагает применить найденный им способ в качестве наиболее подходящего наказания для бывших офицеров, отказавшихся вступить в Красную Армию (Троцкий Л. Д. Соч. Т. XVII. 4. 1. С. 290). Дальше – больше. Поскольку число наказуемых растет в геометрической прогрессии, в августе Троцкий отдает распоряжение о создании спецлагерей в Муроме, Арзамасе, Свияжске.
Одновременно Предсовнаркома, озабоченный размахом крестьянского восстания против Советской власти в Пензенской губернии, телеграфирует в губисполком: «...провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города» (Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 50. С. 143–144).
После этого концлагерь становится наиболее подходящим местом для всех «сомнительных элементов», и эта мера узаконивается постановлением СНК от 5 сентября 1918 года (Еженедельник ВЧК. №1. СП).
Система террора и разного рода произвольных акций, вводимых Совнаркомом или даже отдельными наркомами, вызывала тревогу и протест со стороны ВЦИКа-выборного органа, призванного быть законодательным по первоначальному своему замыслу.
Вечером 4 ноября 1918 года ВЦИК собрался на заседание под председательством Л. Б. Каменева и пригласил на него В. И. Ленина и Л. Д. Троцкого для объяснения правительственных действий. Был поставлен следующий вопрос. II съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов установил, что ВЦИК является верховным органом, перед которым в полной мере ответственно правительство. Между тем за последние дни от имени правительства опубликован ряд декретов без всякого обсуждения и санкций ВЦИКа. В том же порядке проведены правительством действия, фактически отменявшие начала гражданских свобод.

Алексей

ВЦИК предлагает сделать запрос Председателю Совета Народных Комиссаров:
На каком основании проекты декретов и иных актов не представляются на рассмотрение ВЦИКа?
Намерено ли правительство отказаться от произвольно установленного им и совершенно недопустимого порядка – декретирования законов? (Протоколы заседаний Всероссийского Исполнительного Комитета рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов II созыва. М., 1918. С. 28).
Член ВЦИКа В. А. Карелин отметил в своей речи: «Я протестую против злоупотребления термином буржуазности. Отчетность и строгий порядок в мелочах не являются обязательным лишь для буржуазной власти. Не будем играть словами и прикрывать свои ошибки и промахи отдельным, одиозным словом. И пролетарская власть, как власть по существу народная, должна идти навстречу контролю над собой. Ведь если предприятие переходит в руки рабочих, то тем самым не упраздняется же бухгалтерия и отчетность. Между тем скоропалительность выпечки декретов, часто изобилующих не только юридическими упущениями, но и зачастую неграмотных, приводят к еще большим осложнениям, особенно на местах, где привыкли принимать закон таким, каким он дается сверху» (Там же. С. 32).
Другой член ВЦИКа, П. П. Прошьян, заявил, что большевистский Декрет о печати дает «яркое и определенное выражение системы политического террора и разжигания гражданской войны».
Однако контроль ВЦИКа над Советом Народных Комиссаров осуществлялся недолго. Совнарком превратился в орган, объединявший в своих руках исполнительную и законодательную власть. После июля 1918 года все небольшевики были выброшены из ВЦИКа, и он окончательно стал простой машиной для голосования. Отчего же это стало возможным? С какого конкретно «пункта» начинается диктатура?
Ответы на эти вопросы дают более ранние события, начиная, по-видимому, с разгона Учредительного собрания– «Учредилки», как станут потом презрительно именовать его в целях еще и изустной дискредитации.
А между тем стоит вспомнить, что через день после Октября газета «Правда» убеждала своих читателей: «Никаких колебаний не допустит новая революционная власть, которая одна, в условиях социальной гегемонии интересов широких народных масс, способна довести страну до Учредительного собрания» (Правда. 1917. 27 октября). По поводу созыва Учредительного собрания состоялась манифестация, которая собрала более 200000 человек. Большевики приказали латышским стрелкам окружить Таврический дворец, где должно было заседать Учредительное собрание, но пока не вмешиваться в события. К латышским стрелкам прибавились солдаты Литовского резервного полка. Почему большевики использовали именно интернациональные полки? Это станет ясно из дальнейшего. А пока отметим, что события 23 ноября – 2 декабря были репетицией к настоящему противостоянию власти и общества в январе 1918 года.

Алексей

В эти дни большевики запретили партию народной свободы (официальное название партии кадетов). Уже с начала петроградских выборов их вооруженные отряды разгромили редакционное помещение кадетской газеты «Речь»; правда, к концу ноября газета вновь стала выходить под названием «Наш век». 28 ноября власти издали подготовленный Лениным декрет под названием «Об аресте вождей гражданской войны против революции» (Декреты Советской власти. М., 1957. Т. 1. С. 162). Он требовал немедленно арестовать лидеров партии кадетов и предать их революционному трибуналу. Ночью и днем 29 ноября матросы и красногвардейцы хватали всех членов кадетской партии, кто только попадался им под руку. Отныне кадеты официально были объявлены «врагами народа» и не могли заседать в Учредительном собрании.
4 января 1918 года В. И. Ленин приказал Н. И. Подвойскому, председателю большевистского ВРК, сформировать Чрезвычайную военную комиссию. Подвойский снова ввел в Петрограде военное положение и запретил под угрозой немедленного применения силы любые публичные демонстрации и собрания. Прокламации с его приказом были расклеены по всему городу. 5 января М. С. Урицкий объявил в «Правде», что любые митинги в окрестностях Таврического дворца запрещены и будут разгоняться в случае необходимости с применением оружия. В поисках рабочей поддержки ленинские агитаторы отправились на петроградские заводы, но встретили здесь враждебность и непонимание. На самых крупных предприятиях, таких, как Путиловский, Обуховский и Балтийский заводы, мануфактура Лесснера и Невская судоверфь, рабочие подписали петицию «Союза защиты Учредительного собрания» и не могли понять, почему большевики, которым многие из них сочувствовали, неожиданно выступают против Всероссийского парламента (Пролетарская революция. 1918. № 5/76. С. 37).
С приближением Учредительного собрания большевики усилили поток угроз и предупреждений населению, а 3 января Петроградский Совет обратился к рабочим с требованием не покидать в течение 5 января своих заводов, а к солдатам – оставаться в казармах. В этот же день Урицкий объявил об угрозе контрреволюционного переворота, который приписывался Керенскому и Савинкову, якобы тайно вернувшимся в Петроград для подготовки заговора (Правда. 1918. 4/17 января). 5 января «Правда» вышла под громадным заголовком «Сегодня гиены капитала и их наемники хотят вырвать власть из рук Советов».
Рабочие манифестации в защиту Учредительного собрания были встречены пулеметным огнем, и (в зависимости от источников) число жертв расстрела 5 января 1918 года колеблется от 8 до 21 человека. Все они были похоронены 9 января, в годовщину Кровавого воскресенья, на Преображенском кладбище, рядом с могилой погибших в 1905 году. На одном из венков от делегации петроградских рабочих была надпись: «Жертвам произвола самодержцев из Смольного» (Дело народа. 1918. 7 января. №4; Новая жизнь. 1918. 11 января. №7/23).
Отношение демократической части общества к этому событию выразил Максим Горький:
«5-го января 1918 г. безоружная петербургская демократия -рабочие, служащие– мирно манифестировали в честь Учредительного собрания. Лучшие русские люди почти сто лет жили идеей Учредительного собрания – политического органа, который бы дал всей демократии русской свободно выразить свою волю. В борьбе за эту идею погибали в тюрьмах, в ссылке и на каторге, на виселицах и под пулеметами солдат тысячи интеллигентов, десятки тысяч рабочих и крестьян. На жертвенник этой священной идеи пролиты реки крови – и вот народные комиссары приказали расстрелять демократию, которая манифестировала в честь этой идеи. Напомню, что многие из народных комиссаров сами же на протяжении всей политической деятельности своей внушали рабочим массам необходимость борьбы за созыв Учредительного собрания. «Правда» лжет, когда она пишет, что манифестация 5 января была сорганизована буржуями, банкирами и т. д. и что к Таврическому дворцу шли именно «буржуи» и «калединцы». «Правда» лжет, – она прекрасно знает, что «буржуям» нечему радоваться по поводу открытия Учредительного собрания, им нечего делать в среде 246 социалистов одной партии и 140 большевиков.
«Правда» знает, что в манифестации принимали участие рабочие Обуховского, Патронного и других заводов, что под красными знаменами российской социал-демократической партии к Таврическому дворцу шли рабочие Василеостровского, Выборгского и других районов. Я спрашиваю «народных» комиссаров, среди которых должны же быть порядочные и разумные люди: понимают ли они, что, надевая петлю на свои шеи, они неизбежно удавят всю русскую демократию, погубят все завоевания революции?
Понимают ли они это? Или они думают так: или мы -власть, или – пускай всё и все погибнут?» (Новая жизнь. 1918. 9 января. №6'220).
Как только Ленину сообщили, что демонстрация разогнана и петроградские улицы контролируются большевистскими войсками (это произошло около 4 часов дня), он распорядился начать заседание.
Большевики устроили целое столпотворение. Они выкрикивали угрозы и глумились над небольшевиками и их ораторами. Большевистская фракция заранее разработала целую стратегию. Следуя ей, Ф. Ф. Раскольников сразу же внес резолюцию большевистской партии. Она называлась «Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа», однако, в отличие от своей французской модели 1789 года, больше говорила об обязанностях, нежели о правах. Именно в этом документе большевики впервые ввели понятие всеобщей трудовой повинности. Резолюция объявляла Россию «Республикой Советов» и подтверждала целый ряд мер, уже принятых Совнаркомом, включая

Алексей

Декрет о земле, рабочий контроль на предприятиях, национализацию банков и аннулирование государственных займов. Главный пункт резолюции предлагал собранию отказаться от его законодательной власти, то есть от той самой власти, ради которой Всероссийский парламент и был избран: «Учредительное собрание признает, что его задачи исчерпываются общей разработкой коренных оснований социалистического переустройства общества». Наконец, резолюция предлагала депутатам ратифицировать все уже принятые Совнаркомом декреты и на этом разойтись (Декреты Советской власти ...ТА. С. 321– 323).
Поставленная на голосование, эта резолюция была забаллотирована 237 голосами против 136. Этот результат показывает, что за нее голосовали почти все большевистские делегаты, но и только они. Левые эсеры, поддерживавшие большевиков, по-видимому, воздержались. После голосования большевистская фракция заявила, что Учредительное собрание находится в руках «контрреволюционеров», и гордо удалилась.
На следующий день была опубликована ленинская резолюция, распускающая Всероссийский парламент, а «Правда» вышла под громадной шапкой: «Прислужники банкиров, капиталистов и помещиков, союзники Каледина, Дутова, холопы американского доллара, убийцы из-за угла–правые эсеры требуют в Учредительном собрании всей власти себе и своим хозяевам – врагам народа».
На словах будто бы присоединяясь к народным требованиям земли, мира и контроля, на деле они «пытаются захлестнуть петлю на шее социалистической власти и революции. Но рабочие, крестьяне и солдаты не попадутся на приманку лживых слов злейших врагов социализма. Во имя социалистической революции и социалистической Советской республики они сметут всех ее явных и скрытых убийц». Большевики и раньше объединяли демократические силы страны с «капиталистами», «помещиками» и «контрреволюционерами». Тут они впервые связали их с иностранным капиталом. Немедленно вслед за разгоном Учредительного собрания большевики зажали рот всем демократическим силам, а вместо одного насильственного порядка создали другой, еще более насильственный, порядок голода и расстрела. Началось проведение в жизнь «коммунизма» путем насильственного вбивания этой теории в голову и путем уничтожения каких бы то ни было проявлений не только воли, но и критической мысли. Мнения народа никто не спросил. Кажущийся порядок был куплен дорогою ценою – ценою свободы. Результатом было разложение не только государства, его экономической и культурной жизни, но и моральных основ народного бытия. В этих условиях росло антибольшевистское движение рабочего класса, крестьянства, солдат и матросов. Большевистские Советы брали власть в свои руки мирным путем далеко не везде; во многих городах и особенно районах борьба тянулась долго, с применением силы и арестов; в лучшем случае небольшевистские составы Советов попросту разгонялись. Поэтому в ряде мест долгое время вообще не было никакой реальной власти, что способствовало возбуждению настроений бунта и разбоя. Появлялись новые люди с весьма подозрительным прошлым, они нередко оказывались во главе «красных отрядов», и тогда все решали пулеметы. Расстрелы редко осуществлялись хотя бы с видимостью какого-то суда; большей частью местное начальство устраивало самосуд, всецело зависящий от уровня нравственности тех, кто его вершил.
Фабрики закрывались ввиду отсутствия топлива и сырья; на хозяев накладывались непомерные налоги, опять-таки вполне произвольные; мелкая торговля замерла; «заводские комитеты» просили субсидий для расплаты с рабочими.
А из городов, из центра шли заградотряды для «реквизиции» продовольствия; бывшие рабочие разбегались из городов по родным деревням в надежде, что «дома и стены помогают». В Самаре рабочие трубочного завода постановили отозвать своих депутатов из Совета; в Кинешме рабочие на полном серьезе выбрали «Совет Голодных Депутатов». {Новая Заря. 1918. 22 апреля. №1. С. 32; 1 мая. №2. С. 29; 20 мая. №3–4. С. 42).
В создавшихся условиях города и провинции стали объявлять себя «независимыми» от центральной власти; плодились местные суверенные «республики», которые «не признавали» ни комиссаров, ни законов. Отошла Украина, отделились Балтийские страны, Бессарабия и Кавказ. Начиналось формирование «белых» армий, и вскоре Советская Россия охватывала лишь центральные области страны.
Все это было уже на втором году революции. Приведу ряд документов, показывающих всю остроту положения в Советской России.
Расстрел рабочих в Туле
14 января 1918 года
«Товарищи и граждане, 14 января 1918 г. Красной гвардией разогнаны и расстреляны мастеровые, рабочие и служащие станции Тула, собравшиеся на общее собрание для обсуждения вопроса об убийстве большевиком Кожариным двух железнодорожников – Сошникова и Илларионова. Разогнано и расстреляно общее собрание Красной гвардией, находящейся в распоряжении тульского городского Военно-революционного комитета.
Мы, тульские железнодорожники, глубоко возмущены совершенным насилием над нами и требуем немедленного объяснения всех отдавших распоряжение расстрелять наше общее собрание. Тульские железнодорожники не станут на работу до тех пор, пока не арестуют Кожарина, убившего наших товарищей.
Русские граждане, одумайтесь, бросьте убивать друг друга! Лгут и совершают величайшее преступление те люди, которые говорят вам, будто у нас происходит классовая война и что во имя этой войны можно убивать и арестовывать людей. Расстреливают уже не буржуев, не капиталистов, а нас, рабочих и крестьян. Мы уже убиваем друг друга, товарищи и граждане. Это не классовая война. Это – поголовное истребление. Целых три года нас расстреливали австрийцы, турки и немцы, теперь же вот уже три месяца русские расстреливают своих же братьев, русских.
Нужно это только нашим врагам, кто желает, воспользовавшись нашими междоусобицами, разгромить все завоевания нашей революции. Долой же эту междоусобную войну!
Долой насилие и террор над русскими гражданами!
За Председателя Тульского Совета железнодорожников
В. Райский».
(Дело народа. Пг., 1918. 18 января. № 1.)
Остановлюсь на «Резолюции о политическом терроре чрезвычайного собрания уполномоченных фабрик и заводов Петрограда 26(13) марта 1918 г.».
Резолюция о политическом терроре

Алексей

«На улицах и в домах днем и ночью ежедневно происходят убийства. Убивают не только грабителей и не только грабители, но и ответственные агенты Советской власти. Убивают под видом борьбы с контрреволюцией, убивают не врагов народа, а честных мирных граждан, рабочих, крестьян, студентов, солдат. Убивают без суда и следствия, рассчитанно и хладнокровно. Убивают нашим именем, именем революционного пролетариата.
Мы, представители рабочего класса, перед лицом всей России заявляем, что эти убийства позорят честь революции и демократии. Мы с отвращением и негодованием отметаем от себя ответственность за кровавые дела. Мы призываем всех рабочих и всех честных людей присоединиться к нашему возмущению и протесту и требуем открытого суда над всеми зверствами и убийствами.
Эта резолюция принята собранием единогласно...» (Новая жизнь. Пг., 1918. 29(16) марта. № 54(269).
События на Березовском заводе на Урале
9 мая 1918 года
«9 мая сего 1918 года рабочие Березовского завода Екатеринбургского уезда устроили общее собрание, на котором выяснилось, что существующий Совет рабочих депутатов и при нем Исполнительный комитет не соответствуют своему назначению и подлежат переизбранию...Все это взволновало рабочих, и они решили потребовать на собрание хотя бы несколько членов Совета для выяснения обстоятельств. Командированная от рабочих в Совет депутация принесла ответ, что члены Совета на собрание явиться не желают, что собравшееся собрание они считают незаконным, собравшимся без ведома и разрешения Совета.
Минут 10 спустя после возвращения из Совета делегации на собрание явился отряд вооруженных красногвардейцев во главе с пьяным одним из членов Совета, и без всякого предупреждения было сделано в толпу несколько залпов. Пятнадцать человек остались на месте убитыми – совершенно безвинных людей, остальные бросились бежать, а залпы гремели один за другим. Кровь пролилась...Судорожно корчились на земле тяжело раненные, а пьяный предводитель таких же пьяных красногвардейцев приказал ловить и арестовывать убегающих от расстрела рабочих. Несколько человек были схвачены и посажены в арестантскую при Совете. К вечеру того же дня Совет издал и расклеил по заводу следующее обстоятельное постановление: «Ввиду открытого бунта, направленного к ниспровержению существующей Советской власти, с сего числа на приисках Березовского завода вводится
военное положение. Выход на улицу разрешается с 6 часов утра до 7 часов вечера. Лица, агитирующие против Советской власти, а также и задержанные после 7 часов вечера на улице, будут расстреляны без всякого снисхождения. Совет».
И в гот же вечер был вызван из Екатеринбурга сильный отряд Красной гвардии, а для вящего устрашения около здания Совета были расстреляны трое из задержанных днем – без всякой причины.
В ночь начались повальные обыски. Искали оружие, каких-то виновных. За ночь арестовали человек 50. Арестованных по дороге в Совет избили прикладами, тесаками.
К утру террор усилился. Обыскали каждого проходящего, стреляли бесцельно по улице. Шальными пулями в своих домах было убито двое мужчин и одна девочка. Днем 10 мая у здания Совета было расстреляно еще 5 человек из арестованных ночью, из коих заслуженные герои германской войны. 11 – 12 мая расстреляны 6 человек, 13 мая– 2. Всего жертв расстрела за 4 дня насчитывается свыше 30» (Новая жизнь. Пг., 1918. 1 июня (19 мая). № 105).
Похороны жертв колпинского расстрела (Петроград)
Резолюция делегации
«До начала похорон приехавшие в Колпино представители 21 предприятия в количестве более 150 человек устроили совещание, на котором единогласно приняли следующую резолюцию:
«Мы, делегаты петроградских фабрик и заводов, собравшиеся в Колпине отдать последний товарищеский долг убитому красноармейцами голодному товарищу, констатируем, что при создавшемся положении жертвы неизбежны, так как накормить голодных комиссары без демократического объединения всей страны не могут, напротив, с каждым днем приводят к большему и большему голоду, неизбежному следствию поднятой большевистской властью гражданской войны и анархии. Рабочие вынуждены повести борьбу с существующей властью, прикрывающейся их именами и их же расстреливающей, и поведут ее вплоть до замены ее всенародною властью Учредительного собрания. Поэтому мы обращаемся к вам, товарищи рабочие Петрограда: помните, что при неорганизованных выступлениях жертв будет больше. Мы призываем к организованному выражению вашей воли, к организованной борьбе через Чрезвычайное собрание Уполномоченных фабрик и заводов, единственного истинного выразителя в настоящее время воли всего пролетариата и защитника интересов рабочих Петрограда.
Мы заявляем свой протест против того, что не можем обсуждать создавшегося положения открыто и всенародно, так как Колпинский
Совет трусливо, под угрозой новых расстрелов, опираясь на наемную Красную Армию, запретил всякие речи и собрания, надгробные и после похорон жертв насилия.
Да здравствует свобода слова, собраний, печати, личности!
Да здравствует всенародная власть в лице Учредительного собрания и органов самоуправления! Мы требуем перевыборов в Совет!» (Новый день. Пг., 1918. 15(2) мая. № 41)
Большевистские репрессии против тульских рабочих
Разгон собраний
«21 июня в 12 часов дня, согласно постановлению стачечного комитета, рабочие явились на заводы для заслушивания доклада комитета. Однако собрания могли состояться лишь в некоторых мастерских, так как в большинстве случаев советскими властями были высланы вооруженные отряды с пулеметами и броневиками, которыми собрания разгонялись» (Новое дело народа. Пг., 1918. 22 июня № 5).
Всеобщая забастовка в Нижнем Новгороде
«Все фабрики и заводы объявили политическую забастовку против разгона Сормовской конференции и расстрела рабочих красногвардейцами. Город превращен в военный лагерь. Во многих местах стоят пулеметы и орудия. Здание Совета окружено кольцом орудий» (Дело народа. Пг., 1918. 21 июня. № 49).
Председатель ВЦСПС М. П. Томский (тот самый, что вместе с А. И. Рыковым и Н. И. Бухариным составит в конце 20-х и начале 30-х годов оппозицию методам сталинизма) констатировал в 1918 году: «Падение производительности труда в настоящий момент дошло до той роковой черты, за которой (вернее, на которой) грозит полнейшее разложение и крах» (Профессиональный вестник. 1918. № 7–8. С. 7).
С 1917 по 1920 год население Москвы уменьшилось на 40%, Петрограда – на 50%, Киева – на 28%; количество рабочих в стране упало с 3,6 до 1,4 млн. человек. Национальный доход за тот же период сократился с 11 до 4 млрд. рублей; потери населения достигли, вероятно, 18 млн. человек, а 4,4 млн. в возрасте 16–49 лет стали инвалидами (К десятилетию интервенции. Сборник статей. М. – Л., 1929. С. 233).
Россия действительно лежала «во мгле» (Г. Уэллс).
Таковы результаты революционного террора.
Город голодает, голодные рабочие снижают и без того низкую производительность труда или просто бегут в деревню...
Террор на селе
А что творится в деревне?
В ноябре 1917 года была заготовлена 641 тыс. тонн зерна (это несмотря на мировую войну, рекрутировавшую большую часть мужчин-кормильцев, и Февральскую революцию, так или иначе удерживавшую крестьян в солдатчине). Но после Октября добыча хлеба падает катастрофически: уже в декабре почти в пять раз меньше–135 тыс. тонн, в январе 1918 года – 46, в апреле – 38, в мае – 3, в июне – всего лишь 2 тыс. тонн (Кондратьев Н. Д. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции. М., 1922. С. 238–245). Если бы не дореволюционные запасы, страна, по-видимому, вообще бы вымерла с голоду, да и то сказать, что в результате смертного голода 1921–1922 годов она потеряла 5053 000 человек (Прокопович С. Н. Народное хозяйство СССР. М., 1952. T. I. С. 59).
Каков же комплекс причин, приведших к столь горестным итогам?
Понятно, что их всесторонний анализ – дело целого отряда историков. Я же ограничусь одним-единственным примером, а именно Тамбовской губернии

Алексей

. Во-первых, потому, что здесь положение было всего страшнее и поэтому сопротивление всего ожесточеннее (антоновщина), а во-вторых, потому, что в журнале «Родина» № 10 за 1989 год уже были подробно освещены его процесс и результаты. Мне остается раскрыть его причины, воспользовавшись материалами «Архива партии социалистов-революционеров» (№ 2032), хранящегося в Амстердаме.
Двухгодичный опыт по строительству государственного социалистического сельского хозяйства принес печальные результаты. В Тамбовской губернии около 40 000 десятин бывшей помещичьей земли были отданы под советское хозяйство. На этих государственных фермах работали не только их собственные рабочие (около 30 тыс. человек), но и насильно мобилизованные крестьяне. Хотя Ленин и другие большевистские лидеры многократно и публично заявляли, что Советская власть решила не прибегать к принудительному труду для обработки земель государственных хозяйств, насильственная мобилизация проводилась в неограниченных масштабах. (См. – Тамбовская кооперативная газета «Трудовой союз», 1919, № 36–43, где дается полный отчет, основанный на выступлениях делегатов зимнего губернского съезда земледельцев Тамбова.) Но даже при всех этих чрезвычайных мерах советское хозяйство не только не является образцом для подражания, но и иллюстрирует развал и разорение деревни.
Вот несколько фактов. Урожай 1919 года оставлен под снегом, без присмотра, в скирдах, уничтожается грызунами на ссыпных пунктах и в амбарах. Большая часть скота в советских хозяйствах страдает от болезней и гибнет в огромных количествах. Многие поля в запустении. В итоге деятельность этих ферм сводится к нулю. По официальному заявлению упоминавшегося съезда земледельцев, советские хозяйства Тамбовской губернии к концу сельскохозяйственного года не только ничего не дали государству, но обратились к продорганам с просьбой о 2 млн. пудов корма для скота и людей. Всю зиму крестьяне под угрозой реквизиции были обязаны обеспечивать из своего скудного запаса корм для рабочего скота советских хозяйств. В 1920 году поля совхозов были вспаханы и засеяны большей частью с помощью принудительного труда дезертиров и крестьян, которых силой оружия заставляли возделывать не свои собственные земли, а поля советских хозяйств. Так было в деревне Мельгуны Тамбовской губернии, где вооруженная охрана находящегося по соседству сахарного завода блокировала все выходы из деревни и, стреляя в воздух, применяя насилие, заставила крестьян отправиться на обработку полей, принадлежащих мельгуновскому государственному сахарному заводу.
Крестьяне выражали естественное возмущение и спрашивали, «чем, собственно, большевистский социализм отличается от крепостного права». Вынужденные трудиться для совхозов и поставлять им фураж, крестьяне невольно забрасывают собственные хозяйства. В результате – резкое сокращение посевных площадей, даже по официальным данным, безусловно заниженным, достигает в Тамбовской губернии 15% крестьянских пахотных земель; ненормальная продовольственная политика Советской власти сказывается и на росте недосеянных полей.
Многочисленные натуральные налоги, вся тяжесть которых ложится на крестьянские хозяйства, действительно сильно напоминают крепостное право. Крестьяне обязаны по первому требованию уездных властей бросать свою собственную работу, возить дрова в город и на железнодорожные станции, расчищать снег, перевозить солдат и губернских чиновников, выполнять любые повинности по приказанию местных властей. Крестьянин лишен выбора места, времени и рода работы. В Советской России он превращен в обычную рабочую лошадь, в бесправную и бессловесную скотину. Под вывеской коммунизма повторяется печальный опыт генерала Аракчеева, который в начале XIX века организовал в нескольких губерниях России так называемые военные поселения, где солдат-крестьян заставляли работать на государство. (По-видимому, именно этот опыт военных поселений и был использован Троцким и под флагом милитаризации труда пущен в ход.)
Но больше всего трудовое крестьянство страдает от варварской продовольственной политики. Как часто заявляют вожди революции, Советская власть берет у крестьянина хлеб в долг, ибо не имеет в своем распоряжении товаров для обмена на забираемые продукты. Это раздражает крестьянство, потерявшее надежду когда-либо получить товары или соответствующую компенсацию. Ведь хлеб и продукты животноводства – это единственное, что есть у деревни для обмена. Таким образом, крестьяне страдают от продовольственной политики так же, как рабочие, продукты труда которых отнимаются без соответственной компенсации, как покупатель, лишенный возможности обменять хлеб на товары первой необходимости, как лицо, над которым глумится любой работник продорганов.
Летопись насилий над крестьянством при изъятии запасов продовольствия непомерно длинна, а насилие каждодневно.
В случае отказа отдать продовольственным отрядам «излишки» запасов крестьян арестовывают целыми толпами, конфискуют их имущество – и у богатых, и у средних. И даже у бедных. Такие конфискации, пускающие крестьян по миру, происходят в большинстве уездов Тамбовской губернии. Обычно солдаты заставляют самих крестьян нагружать телеги зерном, добром и утварью, сельскохозяйственными орудиями, и изъятая собственность везется в ближайший губернский или уездный город, где чаще всего оставляется и телега и лошадь, а крестьянин возвращается домой нищим, если он не арестован.
Однажды конфискованное крестьянское добро и скот повезли из деревни Троицк-Дубрава Козловского уезда не в ближайший уездный город, а в Тамбов, и треть скота пала в дороге от недостатка кормов и усталости.
В Кирсановском уезде (затем центр антоновщины) практикуется следующий метод наказания крестьян: всю их собственность конфискуют, взрослых забирают в лагеря принудительных работ, а детей – в приюты. Такой случай произошел в деревне Ордиевка.
Собранные насильственно зерно и картошка часто поедаются крысами на складах и просто на улице. Зимой 1919–1920 годов около 60000 пудов картошки погибло вследствие этого на Покрово-Марфинском складе, несколько тысяч пудов – на Якоревском складе и т. д. В деревне Шульгино Мельгуновского уезда 4000 пудов конфискованного зерна съели крысы и т. д. и т. п.
Не встречая никакого сопротивления со стороны терроризованного населения, уполномоченные Советской власти в выборе карательных мер перешли границы всего человеческого, превращая свои действия в глумление и издевательство над людьми.
Приведу несколько примеров. Зимой 1920 года губернский комиссар продовольствия Гольдин приказал, чтобы крестьяне сдавали прод-работникам картошку размером не менее чем яйцо, пригрозив, что, если она будет мельче, телега и лошадь, которые доставят урожай, будут конфискованы. Этот указ был не простой угрозой: лошадь и упряжь Романа Молодцова, крестьянина деревни Токаревка, были конфискованы за подвоз к Токаревскому складу мелкой картошки. В Больше-Липовецком уезде крестьянин, отказавшийся отдать хлеб, был зарыт в землю по пояс, и его держали в таком положении до тех пор, пока он не согласился расстаться с последним своим хлебом.
Распределение собранного зерна ведется несправедливо. В то время как все население живет на строгом нормировании и не имеет права получать больше положенного по продуктовым карточкам, члены коммунистической партии пользуются многочисленными привилегиями и исключительными условиями. У них есть особые столовые, они с легкостью получают дополнительные товары, одежду и обувь. Например, перед Пасхой тамбовские губернские продотряды получили из Москвы, из Наркомата продовольствия, телеграмму с приказом послать в Москву в адрес ЦК РКП(б) вагон гусей. Приказ был исполнен. Тамбовский комитет поступил точно так же, и члены партии и их родственники получили 30 пудов гусей. Потребительские кооперации были национализированы, и потребительские общества из добровольных организаций превратились в общественно-правовые институты и административные учреждения.
Все это, естественно, не могло не вызвать протеста со стороны крестьянства. Сначала это были просьбы и жалобы к тем комиссарам и начальникам, которые казались им более справедливыми, на тех, кто творил несправедливость и бесчинства.